Странные пути у человеческой памяти. Прочитала, что в Нижегородской области стали сеять техническую коноплю - и возникли перед глазами конопляные посевы в каком-то колхозе Шатковского района, куда нас вывезли из Арзамаса на уборку картошки.

И только по этому поводу я вспомнила руководительницу хора в Арзамасском плодоовощном техникуме. Ее имя давно забылось, но как-то появилось из каких-то глубин: Сима Марковна. Фамилию напрочь выбило из памяти - но и она всплыла: Тетельбаум.

Интернет - чудесная штука. «Нагуглив» имя учительницы, сразу же нашла сведения о ней - и до плодоовощного техникума, и после него.

Не знаю, чем был для руководительницы хоровой кружок - может быть, хобби (правда, такого слова мы тогда не слыхивали), а может быть, важнейшим делом жизни. Я не помню, что она преподавала. Помню ее при хоре. Мне кажется, в хор ходили все учащиеся (нас не называли студентами, студенты - это учащиеся вузов). Пели самозабвенно - и хором, и вокальными группами, и соло.

Много лет спустя, когда мы втроем на ростовском ковре отдыхали от штудирования лекций, мы пели. Инна, профессиональный музыкант, говорила, что у меня хороший слух. Никакой иной музыкальной школы, кроме хора Симы Марковны, у меня не было. Пели, конечно, и в деревне - на посиделках, был хор Людмилы Витальевны Борониной, но я была еще слишком мала. Пение в техникуме на слух (никаких нот мы не изучали) было основной моей музыкальной школой.

Сима Марковна, как я теперь знаю, с детства дружила с военными, пела для них с шести лет. В Арзамасе в 1950-х годах стояла воинская часть (может быть, и сейчас стоит). Видно, там тоже нашелся энтузиаст (или Сима его нашла) хорового пения. Солдаты пели. Довольно часто устраивались совместные спевки солдатского хора и девичьего из техникума. Проходили они на территории воинской части.

Потом бывали концерты. Сколь я могу судить, для Арзамаса это было далеко не ординарное событие.

На репетиции я ходила аккуратно. А вот на выступления хора не ходила никогда. И уж тем более не ездила в воинскую часть. У меня пытались узнать, почему. Я отмалчивалась. Не могла же я сказать: боюсь, что с головы вши посыплются.

Да, до самого окончания техникума я не могла избавиться от этой напасти. Да и не только я. Вшивость (или, как теперь говорят, педикулёз) долго еще после войны оставалась бедой не только детишек, но и взрослых.

В волчихинской школе была очень модная завуч с замысловатой прической. Однажды я видела, как посреди объяснения урока из прически выползла крупная темная вошь и поползла поперек высокого лба. Видно было, что учительница чувствует ползущее насекомое. Она жутко покраснела и не знала что делать: то ли выйти из класса посреди речи, то ли ловить паразита прямо на глазах учеников. Кто не пережил такого унижения - казалось бы, от чего?! - тот не поймет ужас подобного лиха.

Я каждую неделю ездила домой. Там мне вычесывали голову частым деревянным гребешком, но на волосах оставались накрепко насаженные личинки. Даже после того, как из них выползали вошонки, шкурки личинок оставались на волосах.

На занятия хора я приходила в шерстяном коричневом платке и, несмотря на маленький росточек, вставала в самый задний ряд. Все попытки переставить меня вперед и заставить снять платок ни к чему не приводили.

Не помню, на уроках-то я сидела в платке или как?

Наверное, не надо бы писать об этом? Но таковы были реалии нашей жизни в 1940-1950-е годы. Мыла почти не было, мылись щелоком - остывшим кипятком, настоянным на дровяной золе. Мылись какими-то мылкими травами, названий которых я не помню да, может быть, и не знала никогда.

Думаю вот сейчас: узнай тогда Сима Марковна про мое бедствие, она, наверное, сумела бы мне помочь.

Помог старший брат, когда мне шел девятнадцатый год. По моей просьбе он остриг меня под машинку, наголо. Я была тогда продавщицей в универмаге. На работу стала ходить в берете. Другие продавцы подсмеивались: на 15 суток попала девушка? Я не смущалась - волосы скоро отросли, чистенькие, свеженькие.

Итак, музыкальным «образованием» я обязана Симе Марковне. Но не только этим она запомнилась мне.

Она была нашей попечительницей, нянькой, мамкой в «командировке» на картошку.

Где я познакомилась с ней? На занятиях хора или на картошке? Наверное, все-таки на картошке, потому что послали нас в колхоз в самом начале первого курса.

А причем тут посевы конопли?

Это была тогда вполне легальная культура. Из ее длинных стеблей делали пеньку, из семян - конопляное масло. Рядом с картофельным полем было большое поле конопли. Стебли высоченные, мы легко могли спрятаться среди них по нужде. Вот и всплыло.

Это был 1956 год. Техникум назывался плодоовощным - готовил специалистов для торговли плодоовощной продукцией. И, наверное, для заготовок тоже? Я уже рассказывала в документальной повести, как оказалась в техникуме. Было мне пятнадцать лет, сокурсницы в большинстве были на год моложе меня - в основной массе все они были послевоенные сироты из детских домов. Трое ребят были чуть постарше, из татарского детдома: двое юношей и одна девушка.

Я написала: сокурсницы. Да, это были девочки. Мальчиков было всего трое - два татарина и один русский, вроде бы домашний, не детдомовец.

На «картошке» разместили девчонок в большой избе. Сколько нас было, не помню. Кормили мясными щами - наваристыми, вкусными. Спали по полу. Вечерами пели песни. Когда гасили лампу, вели длинные разговоры. Сима Марковна ночевала вместе с нами. Может быть тоже на полу, может быть, хозяйка уступила ей свою кровать. Не помню.

Запомнился один вечер. В темноте я рассказывала «Всадника без головы». Память у меня была хорошая, пересказ был подробным, девочки внимательно слушали в тишине. Когда я закончила, Сима Марковна сказала: «Молодец, хорошо рассказываешь». Вот на сколько лет запомнилась похвала!

Еще один вечер. Сима Марковна решила повести нас в кино в соседнюю деревню. Пошли - и заблудились в темном поле. Мы задергали преподавательницу - у каждого было свое предложение, куда идти. До клуба в конце концов добрались, но в кино не попали - фильм уже закончился. Так что поход остался забавным приключением.

Работы оставалось еще много - картофельное поле было огромным. Уже и снег падал, а мы всё копошились.

Однажды утром Сима Марковна раздала нам рукавички, которые сшила сама, порезав для этой цели казенное байковое одеяло из тех, что привезли из техникума - мы укрывались ими. Может, и не одно одеяло изрезала - нас ведь много было. Нашить рукавичек на такую ораву изнеженными учительскими руками - это был подвиг, как я теперь понимаю.

Но руки, как теперь понятно (после прочтения истории преподавательницы в интернете), не были изнеженными. Если еще школьницами девчоночки шили кисеты для солдат, значит, были к труду привычными.

Те рукавички я и без того не забыла, но прочитав о том, что Сима пережила ужасы и военные, и послевоенные, я поняла, откуда в ней была жалость к военным подкидышам детских домов, к их замерзающим в снегу ручонкам. Наверное, ей досталось потом за утраченное казенное имущество, но нас уже в это не посвящали.

Забытые моменты из детства-отрочества позвали в интернет-путь. Теперь я знаю, что Сима Тетельбаум после Арзамаса была заместителем декана промышленно-экономического факультета Горьковского государственного университета. А в 1966 году Сима Марковна переехала в Казань - в Казанское танковое училище ее «сосватал» полковник Владимир Гиглавый, тогда начальник Дома офицеров. Претендентов на должность старшего преподавателя кафедры марксизма-ленинизма было много, но начальник училища генерал-майор Иван Кобяков выбрал Симу Тетельбаум. И не ошибся.

«Ее эрудиция, кипучая энергия, боевой задор и самоотдача в работе нашли свое лучшее применение в стенах военного учебного заведения, - читаем на сайте училища. - Много лет она проработала старшим преподавателем, заместителем начальника кафедры по научной работе с курсантами, получила высшую педагогическую квалификацию. При ее активном участии создан музей Боевой Славы - один из лучших в сухопутных войсках России. А сколько будущих командиров она воспитала в духе любви к Родине, преданности военной профессии! Около 60 процентов офицеров, работающих сегодня в Казанском танковом училище, - ее бывшие воспитанники».

Наши длинные жизненные пути пересеклись совсем ненадолго. В ее памяти вряд ли сохранилась маленькая девочка в грубом шерстяном платке, которая пела в последнем ряду хора. Но думаю, что город Арзамас, плодоовощной техникум (который несколько раз сменил направление работы - торговый, кооперативный), репетиции хоров и большие концерты оставили в ее памяти заметный след.

Она тоже оставила добрый след в наших жизнях.

Я не нашла сведений, жива ли Сима Марковна. Если жива - доброго ей здравия. Если покинула этот мир, она оставила в нем добрую память о себе.

Анфиса ГЛУШИХИНА